Благословение вершин - Страница 40

Да, конечно, Линда сидела перед ним и зудела о чем-то, заговаривая ему зубы, но все его мысли были только о ней, о Кэрол. И Линда здесь ни при чем. Виноват он сам, вернее, его старый страх. Оказавшись под властью этого страха, он бессознательно спроецировал на Кэрол то, что когда-то переживал с Элен. Линда послужила катализатором, пробудившим этот страх и заставившим его выставить психологическую защиту и против Линды, и против Кэрол. И он не смог справиться с этим.

Да, странное существо – человек, и странный механизм – его душа, которая старается любыми путями избежать боли и страданий. Но старые страхи и боль часто сидят внутри и ждут благоприятной ситуации, чтобы проявиться.

О черт, он так отчетливо помнит все скандалы, сцены и истерики, которые закатывала ему Элен. И каким он чувствовал себя беспомощным, когда пытался оправдаться, объяснить ей что-то или успокоить ее. Это были абсолютно бесполезные, невозможные, безнадежные попытки. Она набрасывалась на него с такими абсурдными обвинениями! Ее воспаленное ревностью воображение рисовало дичайшие картины его измен и предательств. Нет, более безумной женщины он в своей жизни не встречал. Он помнит, как его бросало то в жар, то в холод от ее слов, пока он не научился абстрагироваться, отключаться, натягивать маску спокойствия и вежливости, подавляя отчаяние и гнев. И последние сцены происходили здесь, в Нагире, в этом кафе. Элен ушла из его жизни, но травма, причиненная ее безумием, осталась в его сознании.

И теперь он бессознательно причинил боль Кэрол. Немыслимо. Непростительно. Как он, так хорошо разбирающийся в душах других людей, не смог справиться с самим собой? Что он будет завтра говорить ей? Как объяснит свое идиотское поведение?

А что, если он потеряет ее? Или уже потерял? Будет жить без нее? Страшно представить, что ему снова придется жить без любимой женщины, без ее нежности, без поцелуев и объятий, без жарких ночей любви. Без доброго, верного сердца рядом.

Он с первого дня знал, что Кэрол – его женщина. Что-то внутри – глубже, чем разум и чувства, – говорило ему об этом с первого дня их встречи. А если она предназначена ему судьбой, он не должен ее потерять.

Странно, что ее весь день не было в гостинице. Где она провела весь это ужасный день? Наверняка плакала где-то в лесу, скрываясь от людских глаз. Одинокая, беспомощная. Милая Кэрол.

Последний раз он был в «Альянсе» перед тем, как начался дождь. Потом весь вечер ждал ее к ужину, надеясь, что она прочтет его записки и придет. Она не пришла. Пришли Дарси и Лоран, Клаус и Саймон, а она не пришла. И все видели, как он не находил себе места, суетился, бегал из зала в кухню, все время что-то забывая, а потом не мог есть. Даже Клаус проникся к нему сочувствием и в какой-то момент взял за руку и сказал: «Дружище, мы все – живые люди, и каждый тянет за собой багаж прошлого – хорошего и плохого. Завтра ты поговоришь с ней, и она все поймет. Уверяю тебя, она девушка умная и чувствительная».

Саймон сидел, виновато потупив взгляд. Как выяснилось, он не устоял перед соблазном и еще позавчера изрядно накурился травы в обществе Линды и двух ее подозрительных дружков. Вчера он проспал весь день как младенец, а сегодня утром заявился в кафе, как только ушла Кэрол. Очень обрадовался, что к его приходу был готов омлет с грибами, который предназначался совсем не ему.

После завтрака Крис решительно разобрался с Линдой: вежливо, по-английски, попросил, чтобы она и ее друзья больше не приходили в его кафе. Почему? Потому, что людям с пристрастием к наркотикам в его кафе делать нечего. Линда ушла тоже по-английски, не попрощавшись. Потом Саймон долго извинялся перед ним за собственную глупость и безответственность и очень сожалел о том, что доверил Линде «Рассвет», не разобравшись, что она за человек. Узнав, что Кэрол сбежала, не дождавшись завтрака, Саймон впал в глубокую печаль, решив, что это он во всем виноват.

Но все эти разговоры и разборки были для Криса мелочью по сравнению с побегом Кэрол. Она сбежала, оставив в его душе пустоту.

Свеча на его столике давно погасла. В комнату заглядывала бледная, холодная луна.

Милая, любимая девочка, шептал он, словно в бреду, прости меня. Я не хочу тебя терять, не хочу, чтобы ты ушла из моей жизни. Я завтра найду тебя. Утром, чуть свет, я буду ждать тебя у двери твоей комнаты. Буду ждать, пока ты проснешься. А потом ворвусь к тебе, еще сонную подхвачу на руки, осыплю поцелуями твое дивное лицо и умру, любя тебя. И ты поймешь и простишь меня, девочка. И будешь моей, правда?

Кэрол проснулась в новом доме с ощущением легкости и свежести. Как будто вчерашний ливень смыл с ее души всю горечь и обиду. Ее окружал домашний уют, и она чувствовала себя защищенной.

Нежась в постели, она вспомнила, как вчера вечером, когда они со старушкой пришли в ее дом, их тепло встретили ее сын Прадип, жена Прадипа Мадху и их двое детишек, Рония и Раман. Мадху проводила Кэрол в ее комнату, чтобы она могла переодеться, и сказала, что потом семья будет ждать ее в гостиной к чаю и ужину.

Ее новая комната была вдвое больше той, которую она снимала в «Альянсе». Одна дверь комнаты выходила во внутренний коридор дома, вторая – в яблоневый сад. Мебели в комнате было немного: двуспальная кровать, тумбочка у кровати, журнальный столик с двумя креслами и встроенный в стену шкаф. На полу лежал огромный пушистый ковер.

За ужином Прадип задавал ей множество обычных вопросов: Откуда она? Чем занимается? Как давно в Индии? Нравится ли ей эта страна? – и все в таком роде.

Когда интервью с Прадипом закончилось, вопрос задала Аммаджи – так называли старушку в семейном кругу ее близкие. «Замужем?» – коротко спросила она. Кэрол опустила глаза и отрицательно покачала головой. Аммаджи пристально посмотрела на нее и, когда Кэрол под ее взглядом подняла голову, убедительно сказала: «Каро. Сади каро». Прадип, застенчиво улыбнувшись, перевел: «Аммаджи говорит, что вам нужно выйти замуж». Кэрол промолчала.